[lissiel]

А тут лежит тупой кинестетический флафф, которым я прокрастинировал подготовку к экзамену. Невычитано, небечено, сюжета нет, населена роботами, оносамояневиноват.
Вообще не знаю, что это за сеттинг и кто эти люди, но они снова любят друг друга за политику и работу. И оно внезапно гет. кажется, мне нужен слэш про каких-нибудь мастеров, просто для баланса.
(про мужика шучу, что он похож на Лань Сичэня повадками и любовью к белым шмоткам.
а дама явно мой любимый типаж "прекрасна и сожрёт твоё сердце")

- Госпожа моя, - очень мягко говорю я.
На меня выразительно молчат всей спиной - только лопатки сводят.

Значит, не спит.
Очень осторожно выпутываю шпильки из каштановых кудрей - мелкие кусачие невидимки, парочку отравленных игл в футлярах и тяжёлые парадные "оленьи рога" с кристаллами на ветвях. Зарываюсь в волосы пальцами, разбирая и распутывая - они тёплые, шёлковые, и пахнут сложной смесью сандала, каких-то пряностей и древесного мха.
Освобожденная волна расплетается из пучка, соскальзывая на подушки. Эрике ощутимо выдыхает и расслабляется.
От основания черепа пальцы проходят по шее, разминая затёкшие мышцы - она тихонько шипит в подушку, но возражений я не слышу.
Спускаюсь к основанию шеи, нежно очерчиваю выступающую косточку позвонка. Расстёгиваю замок ожерелья. И как она эту ювелирную лавку таскала на себе весь день... серебряная филигрань выглядит невесомой, Эрике в ней выглядит прекрасной и воздушной, но весит оно не меньше старинного доспеха. Хм, хорошо, я преувеличиваю. Но не слишком.
Отвожу волосы в сторону, расстёгиваю хитрые замочки серёжек, снимаю с левого уха свернувшегося там серебряного дракона. Мой парный еле слышно шипит, и я глажу его по острой хребтинке. Всё уже, необходимость в экстренной связи отпала. (но как хорошо, что парные украшения у супругов не вызывают вопросов...)
Драконы сворачиваются возле остальных украшений.
Я снимаю с её рук кольца и браслеты, собираю кисти по косточкам - усталость и напряжение ощутимо отдают в кончики пальцев. Она тихо выдыхает - и перехватывает мою руку, благодарно её сжимая.
Осторожно целую костяшки пальцев. "Не за что".

Украшения отправляются в шкатулку на столике, я вытягиваюсь рядом на постели. Смотрю на ощутимо расслабившуюся линию её спины.
- Жива?
- Да, - она наконец отрывает голову от подушки, поворачиваясь ко мне. Фыркает и отплёвывается от попавших в лицо волос, отводит гриву от лица, ощутимо шипя на лишнее движение.

Мы бываем совершенно невыносимы в не лучшие свои дни, каждый в свою очередь. За собой я знаю, к примеру, милейшую привычку пытаться встать и пойти работать с тремя свежими ножевыми ранениями.
Эрике при таких фокусах шипит на меня, как рассерженная кошка, обещает сплести на меня паралич и сидит у постели, выпаивая предписанными лекарствами, меняя повязки и терпеливо следя, чтобы я не пытался геройствовать.
Возражаю я исключительно из въевшейся привычки решать всё в любом состоянии и самостоятельно. И очень радуюсь, на самом деле, что наконец-то могу этого не делать. Непривычная роскошь.

Эрике после "скромных" светских вечеров благословенного нашего правительства и высшего света, где ей надо бывать даже не для поддержания знакомств и лица, а по долгу службы, превращается в очень красивую и очень плоскую картину себя, и может или сидеть в кресле с подобающе-каменным лицом, старательно держа голову, или падать как была и где стояла. Если она при этом хотя бы успевает снять платье, как сегодня - это уже огромная удача.

Просить о помощи мы учили друг друга долго. Я бы горько посмеялся над тем, как легко бывает предложить помощь дорогому тебе человеку - и как тяжело её принять. Если бы сам не вытаращился на неё прудовой рыбой в первый раз, когда меня отправили досыпать, а невыносимо нужные бумаги принесли и разобрали у моей постели, оставив мне только подписи там, где они были нужны.
Одно дело - действительно доверять ей настолько, чтобы это позволить. Другое - то, как она воспользовалась разрешением.

Чувствую, как прохладные пальцы ложатся поверх моей ладони. Не сжимают, просто... касаются.

Я порой смеюсь, что я самый счастливый человек нашей светлой и благословенной уже восемь лет и подходящее времени число месяцев и дней. В особо вдохновенные времена дело доходит до часов и минут.
И мне становится ещё смешнее, когда незнающий человек на эту фразу начинает говорить что-то о красоте моей жены. Или удивляется, почему восемь - нашему браку нет и четырёх...