иди через лес
"Фанфик по ориджу", вернее, по канону форумной ролёвки, тот неловкий момент, когда биография персонажа внезапно разрастается и колосится.
Много страданий, иррациональности и нездоровых отношений, beware. Смерть персонажа в перспективе. Возможно неосторожное обращение с каноном.
читать дальше?Лориайл в этом году выдался дождливым – Сталь с трудом прошивала крыльями влажный, густой, как сметана, воздух, летя низко над верхушками деревьев. Фэй сидела на спине грифоницы, кутаясь в плащ и мечтая поскорее оказаться в поместье, с кружкой горячего травяного отвара, в тёплом и сухом домашнем платье и без осточертевших страховочных ремней. Наконец, в просвете между ветвями показалась знакомая до последней черепицы бирюзовая крыша, и грифоница с приветственным криком спикировала к воротам – Фэй, не удержавшись, присоединила свой голос к её, и, едва дождавшись приземления, распутала ремни и соскочила на мощёную дорожку. Ворота со скрипом распахнулись – предупреждённые слуги заметили возвращение госпожи. Всадница и грифон прошли во внутренний двор, Фэй поприветствовала кивком Аньяса, немолодого привратника, и направилась к конюшне.
Здесь её поджидал первый тревожный звоночек - лошади Лайрена в стойле не оказалось. Фэй поёжилась под отяжелевшим от воды плащом.
Сталь, почувствовав настроение всадницы, толкнула её лбом в плечо и внимательно заглянула в глаза. Фэй натянула на лицо улыбку и благодарно кивнула в ответ, потрепав грифоницу по перьям. Расседлав и устроив крылатую подругу в её «гнезде», она отправилась к дому.
- Аньяс, как давно лорд Каинтэ покинул поместье, и когда обещал вернуться? – осведомилась на пути Фэй у возникшего за плечом привратника.
- Около недели назад, леди. Получив вестника, он уехал без предупреждения, посреди ночи, и выглядел весьма взволнованным, - шелестяще отрапортовал старик: - Никаких приказов и сведений о времени его возвращения получено не было.
- Неделю назад, значит… Благодарю, Аньяс, - благодарно кивнула Фэй, толкнув входную дверь. Дождливый сумрак словно выпил краски из медово-солнечного холла, превратив её дом в неуютную пещеру. Женщина покачала головой, отгоняя дурные ассоциации, и сосредоточилась на разговоре с подошедшей экономкой. Но за обсуждением обеда и ванной мысли её упорно продолжали соскальзывать к волнующим вопросам.
«Что же тебя задержало, любовь моя? И что заставило сорваться с места?»
Два вестника – мужу и в поместье – вылетели три дня назад. Перепутать время Аньяс не мог – старик начинал карьеру там же, где и Фэй сейчас, и, хоть и ушёл на заслуженный отдых, хватки отнюдь не потерял. Даже если Лайрен уехал достаточно далеко и не успел вернуться, он мог найти возможность послать весточку назад в поместье. Самым разумным было ждать – но история с внезапным срывом посреди ночи Фэй нравилась всё меньше и меньше.
О том, куда Лайрен мог отправиться, не оставив сведений слугам, она знала – выяснить это не составило труда, равно как и тактично, так, чтобы супруг ничего не заметил, скрыть его отлучки от чужих глаз и ушей – сам Лай о подобном задумывался редко. Иногда он был чудовищно, по-мальчишески наивен – но Фэй не могла на это злиться, скорее, находила это по-своему очаровательным. Она даже сомневалась, что супруг в своих отъездах действительно буквально изменяет ей – если в их отношениях понятие «измена» вообще имело право на существование. Но прежде Лайрен поддерживал видимость приличий, оказываясь к её приезду дома, или хотя бы объясняя отлучку тяжелым пациентом – так же, как и сама Фэй придумывала объяснения собственным «путешествиям». Все всё знали, но предпочитали вежливо молчать – обычная семейная жизнь.
Но нынешняя задержка... Фэй вздохнула, запрещая себе лишние мысли до времени.
Сначала – ванная и сухая одежда. Потом – составление планов.
В ванной её «накрыло» вновь, острым, как осколок стекла, ощущением одиночества - слишком ярким было ощущение горячей воды на свежих царапинах и синяках. Обычно в это время Лайрен был рядом – заходил в купальню, залечивал следы очередного «путешествия», выслушивал то, что она могла и считала нужным рассказать, возможно, как-то комментировал, и Фэй привычно расслаблялась в обжигающих потоках воды, тёплом касании его силы и едва ощутимой смеси боли и сожаления от того, как он подчёркнуто деликатно смотрит в сторону, а не на неё… Пустота и тишина давили на уши, словно толща воды на глубине.
Женщина устало откинула голову на бортик, бездумно разглядывая потолок.
Лай – не мальчишка, у него своя жизнь, в которую она давно запретила себе вмешиваться – так же, как и он не вмешивался в её дела, неукоснительно соблюдая их взаимный договор. Да, за прошедшие годы они успели стать близкими друзьями, но никаких прав лезть в чужую жизнь ей это не давало. Где-то внутри голодным зверем бродила бесплодная ревность, и Фэй, внимательно посмотрев на неё, привычно посадила её на цепь. Она выбрала это сама – поставила свободу выше, чем призрачный шанс взаимности, и оставалось только принять последствия. Отдыхать и ждать – Лай, конечно, может пуститься во все тяжкие, но это его дом, рано или поздно он вернётся.
Фэй набрала в грудь воздуха и нырнула на глубину.
Тупая тревога и лихорадочное желание деятельности не уходили. Наверное, работа её испортила – она слишком привыкла предполагать худшее. Вот только думать об этом худшем не хотелось.
В ту ночь она, несмотря на усталость, долго не могла уснуть – не помогли даже травы, и рассвет Фэй встретила за старым томом по анатомии из библиотеки. Она рассеянно переворачивала страницу за страницей, разглядывая знакомые до мельчайших подробностей рисунки, и устало отмахивалась от истеричных мыслей.
В какой-то момент голосящая паранойя, рисующая перед глазами картины в духе выманенного из дома Лайрена, умирающего где-нибудь в глуши, окончательно заглушила голос разума, и Фэй, вздохнув, сдалась. Бережно положила том обратно на полку, отправившись на кухню, заварила себе самый «убойный» из успокоительных отваров, и волевым усилием доволокла себя до спальни и уложила в постель.
Спала беспокойно, борясь с кошмарами, и, проснувшись в середине дня, начала собираться в дорогу. Много времени это не отняло – привычка дала о себе знать.
Самым сложным оказалось убедить Сталь, что им нужно снова отправиться в путь. Не желающая покидать уютное гнездо так быстро грифоница, недовольно клекоча, прихватила Фэй за ухо клювом, но, после уговоров и объяснений, согласилась – к Лайрену она относилась довольно тепло, памятуя о том, что альв несколько раз залечивал её раны.
Небо успело расчиститься, в звенящей голубизне висел серп единственной видимой луны. Крылатая тень взметнулась над лесом и взяла курс на территории клана Кай – по словам Аньеса, Лай отправился в ту сторону, да и проверить самое очевидное направление показалось Фэй наиболее разумным.
Поздним вечером ударил ливень, и на ночлег всадница и грифон остановились в лесу, суша плащ и крылья у разведённого в ложбине костерка и спя вполглаза. К утру они пересекли границу, и Фэй взяла курс к югу – на месте они должны были оказаться в сумерках. Ориентироваться в воздухе по оставленным другими координатам ей приходилось не в первый раз – она успела научиться запрашивать правильные ориентиры у информаторов, и особых трудностей не испытывала.
Дом стоял в глуши, в густых зарослях падуба – снижаясь, Фэй поймала себя на том, что с любопытством вглядывается в полумрак, стремясь разглядеть жильё, в которое Лай столь часто наведывался. Это было типичное для стихийных строение – более «дикое», близкое к лесу, нежели просвеченные солнцем дома Алэ или тонкие, угловатые, как деревья в месяц Акиавари, особняки Аса – грубоватые, поросшие мхом камни фундамента, тонкие опоры, огибающий крыльцо пруд с подвядшими кувшинками и декоративным мостком. Ограды не было видно, но Фэй вовремя заметила на деревьях охранные амулеты и повернула Сталь, попросив приземлиться её в некотором отдалении.
Высматривая дорожку к дому, она и натолкнулась на Лайрена. Альв сидел на земле, спиной к одному из падубов, льняная коса стелилась по земле, растрёпанная и сбившаяся. Фэй поспешно обошла ствол кругом – и столкнулась с ним взглядами.
- Здравствуй. Я надеялся, что ты прилетишь, - негромко проговорил целитель, улыбаясь одними губами. Глаза смотрели, как два чёрных провала – глубокая сапфировая синева потускнела, окружённая густыми синяками.
- Лай… что случилось? – произнося это, Фэй не узнала собственного голоса – вместо него из горла выходило какое-то хриплое карканье. Она никогда не видела мужа настолько разбитым – даже после сложнейших из ранений.
- Пойдём в дом, - приглашающе качнул головой Лайрен, с некоторым трудом поднимаясь с земли и подавая ей руку.
Кожа его была совсем холодной. Фэй чуть сжала пальцы, углубляя тактильный контакт, осторожно коснулась его сознания. По лицу целителя скользнула грустная улыбка – и его сознание распахнулось перед ней.
Бессилие.
Навалившаяся могильной плитой усталость, когда восстановить силы нет возможности уже давно. Сухое отчаяние, которому не позволяешь прорваться наружу, и оно точит тебя изнутри.
…Три коротких слова: «Лай, меня убивают». Вестник из амулета на его ладони испаряется, успев лишь передать послание, и он срывается с места. Мыслей в голове нет – только её голос звенит в ушах, заставляя сбиваться с ритма сердце. Он собирает снадобья, засёдлывает лошадь и выезжает со двора под светом бледных лун.
…Когда он влетает в комнату – двери распахнуты, амулеты разряжены – она ещё улыбается, но говорить уже не может, по горлу сумрачными узорами расползается чернота. Она протягивает руку с истончившимися, почерневшими пальцами навстречу ему и бессильно роняет её на одеяло.
Он держит эти пальцы, пока она спит. Заклинание оплело её кольцами, как чёрная гадюка – проклятие школы Смерти, сильное, смертельное. Он лишь упрямо стискивает зубы.
…бедная моя златоглазая птица. Не дождётесь, твари – я вам её не отдам.
…Он плетёт заклинание за заклинанием. Вспоминает вслух, как они учились в Академии, как он вплетал перья в её волосы, ловит её слабую улыбку, как ловит последние капли воды умирающий от жажды в пустыне. Молит богов, но, кажется, они не на их стороне.
…Дни сливаются в единую серую хмарь, без рассветов и закатов. Самый страшный кошмар – очнуться от забытья и не услышать её дыхания. Он держит её. Всё ещё.
Сверкающая вспышка – ещё один вестник садится на его руку.
Фэй.
- Пожалуйста, приди. Я не могу больше… - он молит, сам не зная, кого. Отчаянная, безумная надежда. Бессмысленная – но он не может бороться один со смертью…
Фэй осознала, что стоит, до боли сжимая Лайрена в объятиях, а он трясётся от сухих рыданий, уткнувшись в её плечо. Чужие чувства оставляли на губах вкус пепла и морской соли.
- Она ещё жива?
- Ещё – да, - хрипло ответил Лайрен, поднимая голову: - Я не могу победить, Фэй. Это только агония… Я не…
- Заткнись и иди к ней, - почти прорычала Фэйлин, встряхивая его за плечи и параллельно посылая эмпатическую волну, глуша его чёрное отчаяние: - Можешь. Должен, значит можешь.
Он улыбнулся, грустно и благодарно, и повёл её к дому.
Много страданий, иррациональности и нездоровых отношений, beware. Смерть персонажа в перспективе. Возможно неосторожное обращение с каноном.
читать дальше?Лориайл в этом году выдался дождливым – Сталь с трудом прошивала крыльями влажный, густой, как сметана, воздух, летя низко над верхушками деревьев. Фэй сидела на спине грифоницы, кутаясь в плащ и мечтая поскорее оказаться в поместье, с кружкой горячего травяного отвара, в тёплом и сухом домашнем платье и без осточертевших страховочных ремней. Наконец, в просвете между ветвями показалась знакомая до последней черепицы бирюзовая крыша, и грифоница с приветственным криком спикировала к воротам – Фэй, не удержавшись, присоединила свой голос к её, и, едва дождавшись приземления, распутала ремни и соскочила на мощёную дорожку. Ворота со скрипом распахнулись – предупреждённые слуги заметили возвращение госпожи. Всадница и грифон прошли во внутренний двор, Фэй поприветствовала кивком Аньяса, немолодого привратника, и направилась к конюшне.
Здесь её поджидал первый тревожный звоночек - лошади Лайрена в стойле не оказалось. Фэй поёжилась под отяжелевшим от воды плащом.
Сталь, почувствовав настроение всадницы, толкнула её лбом в плечо и внимательно заглянула в глаза. Фэй натянула на лицо улыбку и благодарно кивнула в ответ, потрепав грифоницу по перьям. Расседлав и устроив крылатую подругу в её «гнезде», она отправилась к дому.
- Аньяс, как давно лорд Каинтэ покинул поместье, и когда обещал вернуться? – осведомилась на пути Фэй у возникшего за плечом привратника.
- Около недели назад, леди. Получив вестника, он уехал без предупреждения, посреди ночи, и выглядел весьма взволнованным, - шелестяще отрапортовал старик: - Никаких приказов и сведений о времени его возвращения получено не было.
- Неделю назад, значит… Благодарю, Аньяс, - благодарно кивнула Фэй, толкнув входную дверь. Дождливый сумрак словно выпил краски из медово-солнечного холла, превратив её дом в неуютную пещеру. Женщина покачала головой, отгоняя дурные ассоциации, и сосредоточилась на разговоре с подошедшей экономкой. Но за обсуждением обеда и ванной мысли её упорно продолжали соскальзывать к волнующим вопросам.
«Что же тебя задержало, любовь моя? И что заставило сорваться с места?»
Два вестника – мужу и в поместье – вылетели три дня назад. Перепутать время Аньяс не мог – старик начинал карьеру там же, где и Фэй сейчас, и, хоть и ушёл на заслуженный отдых, хватки отнюдь не потерял. Даже если Лайрен уехал достаточно далеко и не успел вернуться, он мог найти возможность послать весточку назад в поместье. Самым разумным было ждать – но история с внезапным срывом посреди ночи Фэй нравилась всё меньше и меньше.
О том, куда Лайрен мог отправиться, не оставив сведений слугам, она знала – выяснить это не составило труда, равно как и тактично, так, чтобы супруг ничего не заметил, скрыть его отлучки от чужих глаз и ушей – сам Лай о подобном задумывался редко. Иногда он был чудовищно, по-мальчишески наивен – но Фэй не могла на это злиться, скорее, находила это по-своему очаровательным. Она даже сомневалась, что супруг в своих отъездах действительно буквально изменяет ей – если в их отношениях понятие «измена» вообще имело право на существование. Но прежде Лайрен поддерживал видимость приличий, оказываясь к её приезду дома, или хотя бы объясняя отлучку тяжелым пациентом – так же, как и сама Фэй придумывала объяснения собственным «путешествиям». Все всё знали, но предпочитали вежливо молчать – обычная семейная жизнь.
Но нынешняя задержка... Фэй вздохнула, запрещая себе лишние мысли до времени.
Сначала – ванная и сухая одежда. Потом – составление планов.
В ванной её «накрыло» вновь, острым, как осколок стекла, ощущением одиночества - слишком ярким было ощущение горячей воды на свежих царапинах и синяках. Обычно в это время Лайрен был рядом – заходил в купальню, залечивал следы очередного «путешествия», выслушивал то, что она могла и считала нужным рассказать, возможно, как-то комментировал, и Фэй привычно расслаблялась в обжигающих потоках воды, тёплом касании его силы и едва ощутимой смеси боли и сожаления от того, как он подчёркнуто деликатно смотрит в сторону, а не на неё… Пустота и тишина давили на уши, словно толща воды на глубине.
Женщина устало откинула голову на бортик, бездумно разглядывая потолок.
Лай – не мальчишка, у него своя жизнь, в которую она давно запретила себе вмешиваться – так же, как и он не вмешивался в её дела, неукоснительно соблюдая их взаимный договор. Да, за прошедшие годы они успели стать близкими друзьями, но никаких прав лезть в чужую жизнь ей это не давало. Где-то внутри голодным зверем бродила бесплодная ревность, и Фэй, внимательно посмотрев на неё, привычно посадила её на цепь. Она выбрала это сама – поставила свободу выше, чем призрачный шанс взаимности, и оставалось только принять последствия. Отдыхать и ждать – Лай, конечно, может пуститься во все тяжкие, но это его дом, рано или поздно он вернётся.
Фэй набрала в грудь воздуха и нырнула на глубину.
Тупая тревога и лихорадочное желание деятельности не уходили. Наверное, работа её испортила – она слишком привыкла предполагать худшее. Вот только думать об этом худшем не хотелось.
В ту ночь она, несмотря на усталость, долго не могла уснуть – не помогли даже травы, и рассвет Фэй встретила за старым томом по анатомии из библиотеки. Она рассеянно переворачивала страницу за страницей, разглядывая знакомые до мельчайших подробностей рисунки, и устало отмахивалась от истеричных мыслей.
В какой-то момент голосящая паранойя, рисующая перед глазами картины в духе выманенного из дома Лайрена, умирающего где-нибудь в глуши, окончательно заглушила голос разума, и Фэй, вздохнув, сдалась. Бережно положила том обратно на полку, отправившись на кухню, заварила себе самый «убойный» из успокоительных отваров, и волевым усилием доволокла себя до спальни и уложила в постель.
Спала беспокойно, борясь с кошмарами, и, проснувшись в середине дня, начала собираться в дорогу. Много времени это не отняло – привычка дала о себе знать.
Самым сложным оказалось убедить Сталь, что им нужно снова отправиться в путь. Не желающая покидать уютное гнездо так быстро грифоница, недовольно клекоча, прихватила Фэй за ухо клювом, но, после уговоров и объяснений, согласилась – к Лайрену она относилась довольно тепло, памятуя о том, что альв несколько раз залечивал её раны.
Небо успело расчиститься, в звенящей голубизне висел серп единственной видимой луны. Крылатая тень взметнулась над лесом и взяла курс на территории клана Кай – по словам Аньеса, Лай отправился в ту сторону, да и проверить самое очевидное направление показалось Фэй наиболее разумным.
Поздним вечером ударил ливень, и на ночлег всадница и грифон остановились в лесу, суша плащ и крылья у разведённого в ложбине костерка и спя вполглаза. К утру они пересекли границу, и Фэй взяла курс к югу – на месте они должны были оказаться в сумерках. Ориентироваться в воздухе по оставленным другими координатам ей приходилось не в первый раз – она успела научиться запрашивать правильные ориентиры у информаторов, и особых трудностей не испытывала.
Дом стоял в глуши, в густых зарослях падуба – снижаясь, Фэй поймала себя на том, что с любопытством вглядывается в полумрак, стремясь разглядеть жильё, в которое Лай столь часто наведывался. Это было типичное для стихийных строение – более «дикое», близкое к лесу, нежели просвеченные солнцем дома Алэ или тонкие, угловатые, как деревья в месяц Акиавари, особняки Аса – грубоватые, поросшие мхом камни фундамента, тонкие опоры, огибающий крыльцо пруд с подвядшими кувшинками и декоративным мостком. Ограды не было видно, но Фэй вовремя заметила на деревьях охранные амулеты и повернула Сталь, попросив приземлиться её в некотором отдалении.
Высматривая дорожку к дому, она и натолкнулась на Лайрена. Альв сидел на земле, спиной к одному из падубов, льняная коса стелилась по земле, растрёпанная и сбившаяся. Фэй поспешно обошла ствол кругом – и столкнулась с ним взглядами.
- Здравствуй. Я надеялся, что ты прилетишь, - негромко проговорил целитель, улыбаясь одними губами. Глаза смотрели, как два чёрных провала – глубокая сапфировая синева потускнела, окружённая густыми синяками.
- Лай… что случилось? – произнося это, Фэй не узнала собственного голоса – вместо него из горла выходило какое-то хриплое карканье. Она никогда не видела мужа настолько разбитым – даже после сложнейших из ранений.
- Пойдём в дом, - приглашающе качнул головой Лайрен, с некоторым трудом поднимаясь с земли и подавая ей руку.
Кожа его была совсем холодной. Фэй чуть сжала пальцы, углубляя тактильный контакт, осторожно коснулась его сознания. По лицу целителя скользнула грустная улыбка – и его сознание распахнулось перед ней.
Бессилие.
Навалившаяся могильной плитой усталость, когда восстановить силы нет возможности уже давно. Сухое отчаяние, которому не позволяешь прорваться наружу, и оно точит тебя изнутри.
…Три коротких слова: «Лай, меня убивают». Вестник из амулета на его ладони испаряется, успев лишь передать послание, и он срывается с места. Мыслей в голове нет – только её голос звенит в ушах, заставляя сбиваться с ритма сердце. Он собирает снадобья, засёдлывает лошадь и выезжает со двора под светом бледных лун.
…Когда он влетает в комнату – двери распахнуты, амулеты разряжены – она ещё улыбается, но говорить уже не может, по горлу сумрачными узорами расползается чернота. Она протягивает руку с истончившимися, почерневшими пальцами навстречу ему и бессильно роняет её на одеяло.
Он держит эти пальцы, пока она спит. Заклинание оплело её кольцами, как чёрная гадюка – проклятие школы Смерти, сильное, смертельное. Он лишь упрямо стискивает зубы.
…бедная моя златоглазая птица. Не дождётесь, твари – я вам её не отдам.
…Он плетёт заклинание за заклинанием. Вспоминает вслух, как они учились в Академии, как он вплетал перья в её волосы, ловит её слабую улыбку, как ловит последние капли воды умирающий от жажды в пустыне. Молит богов, но, кажется, они не на их стороне.
…Дни сливаются в единую серую хмарь, без рассветов и закатов. Самый страшный кошмар – очнуться от забытья и не услышать её дыхания. Он держит её. Всё ещё.
Сверкающая вспышка – ещё один вестник садится на его руку.
Фэй.
- Пожалуйста, приди. Я не могу больше… - он молит, сам не зная, кого. Отчаянная, безумная надежда. Бессмысленная – но он не может бороться один со смертью…
Фэй осознала, что стоит, до боли сжимая Лайрена в объятиях, а он трясётся от сухих рыданий, уткнувшись в её плечо. Чужие чувства оставляли на губах вкус пепла и морской соли.
- Она ещё жива?
- Ещё – да, - хрипло ответил Лайрен, поднимая голову: - Я не могу победить, Фэй. Это только агония… Я не…
- Заткнись и иди к ней, - почти прорычала Фэйлин, встряхивая его за плечи и параллельно посылая эмпатическую волну, глуша его чёрное отчаяние: - Можешь. Должен, значит можешь.
Он улыбнулся, грустно и благодарно, и повёл её к дому.
@темы: Чужая жизнь, -то, что вошло в летописи, Ailei
-
-
17.09.2016 в 23:39-
-
18.09.2016 в 04:53