[Lissiel]

Набросок про одно альтернативное отражение пары товарищей - потому что в "прямой" истории этим образам места не нашлось. С литературной точки зрения несовершенен и совершенен быть не собирается - я фиксировал образы, а не гнался за осмысленностью и качеством.
А ещё там есть одна очевидная, но очень важная для меня отсылка. Размером почти в весь текст))

читать?

Белый город, дивный город, душная клетка. Чудо, чудо среди сухих степей – твои фонтаны и источники, мосты и искусственные каналы, кружево арок твоих и спицы башен. Славу я воспою твоим мастерам, гордым и мудрым, что изменили мир во славу своей красоты.
Славу буду петь я тебе, когда ты погибнешь.
Твоим садам, где тюльпаны, сирень и яблони, запахам цветов и пряностей, пекарен и храмов. Твоим жителям, прекрасным и сильным, словно боги когда-то обнимали их за плечи. Твоему рукотворному чуду – что перестанет существовать.

У твоих северных стен каждый год расстилается алое море – цветущие степные маки.
Город мой белый, белый, как кости, скажи, что ты так хочешь забыть?

Я умею нести забвение, я, бедный флейтист, проклятый вечной юностью и людским страхом. Хочешь, подарю тебе сон?

- Хочу.

У неё голубые, как полуденное небо, как озёрная вода, глаза – не бывает таких. Не бывает, чтобы от цвета соль стояла на губах и в ушах звенели чаячьи крики. Он принял бы её за духа, за деву морей, за свою сестру-проклятую, но нет – человек, просто человек, и тяжело больной человек.
Ей бы на палубу корабля и вести в бой армады, ей бы в тронный зал и править – как клинок, тонкой и звенящей, сильной и несгибаемой, как сталь. А в городе этом, городе поэтов и художников, она задыхается, как задыхается в клетке своего тела.

Ей бы стать чьим-то вдохновением – но кто решится написать голубоглазую деву-смерть в городе, где ценятся полные жизни степнячки с корзинами фруктов, хрупкие северянки в окружении цветов – или они же, но в окружении строительных лесов и чертежей, инструментов и планов? Кто решится воспеть смерть в городе, где царит жизнь?

Он видит, как на улицах от неё стыдливо отводят глаза. Город белый, город жизни, город кичащихся своей мудростью лекарей – что не способны оказались помочь. И теперь в городе поселилась среброкосая смерть. Ходит среди людей, дышит одним с ними воздухом.
Люди стараются не смотреть.
А он смотрит. Он уже давно не человек.
И не ему, право, бояться смерти.

Ей снятся сны – кошмарные, тяжёлые, душные сны. О залитых кровью юртах и сапогах, идущих по лицам мертвецов, о траве, красной не от маков, которая хлещет по бабкам прекрасных белых коней.
О грозе, надвигающейся на город, и о страшном чёрном приливе, заливающем его стены.
Ей снятся сны о синих горных озёрах, смотрящих в глаза небу, о соснах на прибрежном скальнике, о каменной арке и заходящих в порт кораблях. Хорошие сны.
Ей снятся сны, как она сидит на пороге юрты и кидает на белый платок птичьи кости. И знает, что в них притаилась погибель.

Ей снился он – до того, как они встретились.

- У тебя есть крылья, - говорит она, вместо приветствия, представления и лживого смущения, не отрываясь, глядит ему в лицо, и он с трудом удерживается, чтобы не отвести взгляд.
- Есть, - тихо говорит он вместо этого.

Они занимаются, как сказали бы люди этого города – деятельные, живые – «ничем». Исследуют улицы и закоулки, находят высокие терассы. Садятся там и молчат, наблюдая за городом – или за степью. Иногда она рассказывает ему свои сны.
Большего им не нужно.

Но над городом три дня стоят тучи, и из её голубятни улетели все птицы, и в её глазах всякий может прочесть приговор – если бы люди умели смотреть в глаза.

- Подари мне хороший сон, - говорит она.

И он берёт её за руку – его ладонь загрубела от дорожного посоха, стала бронзово-смуглой спустя тысячи солнц, и хранит их тепло, а её – белая, как мрамор и лёгкая, как пёрышко, и почти такая же холодная. Берёт и ведёт прочь из города, мимо фонтанов, источников, мимо мостов и каналов, мимо садов и парков, к арке открытых ворот, через которую никто не выходит.

Ведёт по старой белой дороге к покрытым алыми маками холмам, там, где тучи пронзают колонны уходящего света. Она идёт за ним – гордая, как королева, послушная, как ребёнок.
Утыкается лбом ему в спину – он почти чувствует, вместе с ней, сложенные перья своих крыльев – и ровно, монотонно говорит:
- Я устала. Я не хочу видеть.
И он достаёт из дорожной сумки белую ленту и завязывает ей глаза.
Она улыбается, счастливо и светло, накрывая его пальцы своими:
- Спасибо. Отведёшь меня к морю?

К её северному морю, где ветер свободен, где люди не забывают.

- Отведу, - кивает он. Берёт её на руки, лёгкую, как пёрышко, и уносит в холмы.

Он ступает среди алых маков, среди древних белых костей, среди солоноватых и желтоватых песчаных глыб, и трава свивается в мягкую постель, скрывая землю, и память, и древность.
Она лежит в траве, белая, как первый снег, и её глаза, когда он снимает повязку, остаются закрытыми.
Смерть, о которой забыл город, улыбается, как доверчивый ребёнок, и берёт его за руку.
- Посиди со мной, пока я не усну?

Он сидит возле неё, глядя, как из туч падают на не знавшую зимы степь белые снежинки.

@темы: голос вселенной, бесконечная лестница

Comments

[Bos Turokh]

Вау. Просто вау. Не знаю, о ком это, о чем, но текст просто космос. Минас-Тиррит ( он же?), маки, кости, девочка-смерть — набор визуальных образов бьет просто в самое сердце. Прекрасный текст. И вдохновляющий на что-то свое.

[Lissiel]

Bos Turokh, вот про Минас-Тирит очень внезапно было, но теперь я задумался) Правда, он какой-то ЧКАшный тогда получается.
Спасибо. Что вдохновляет - это очень приятно и радостно слышать, он ради визуальных образов и писался.
Надеюсь, про "о ком" я как-нибудь соберусь и расскажу)

[Bos Turokh]

Lissiel,

вот про Минас-Тирит очень внезапно было

Так это не он был?)) Просто город белый, степь вокруг — вот меня чет и понесло в сторону ВК.
Ну, даже если так, текст все равно мне очень понравился.

[Lissiel]

Bos Turokh, я просто не отрегистрировала, что вокруг МТ степь)) Так это был абстрактный образ "белого города", я люблю с ним играть по-всякому)

[Bos Turokh]

Lissiel, а вообще, если не секрет, это ориждинал или это я просто сеттинга не знаю?

[Lissiel]

Bos Turokh, это ориджинал, причём даже не оригинальный вариант мира и персонажей. То есть, можно сказать, что и оригинальный - в том смысле, что я попытался записать те образы, в которых они впервые пришли, потому что за время пути собачка превратилась в Цербера, сожрала хозяйку, картину и картонку и пошла гулять в глухую зимнюю ночь =)

[Bos Turokh]

Lissiel, хах, бывает)) Тут я тебя прекрасно понимаю.
Хотя у меня с ориджинами и аушками приходится плясать от сплошного сюра (потому что они мне сначала снятся) к чему-то стройному и хоть немного логичному.

Я, кстати, только сейчас заметила, что не была на тебя подписана. Исправилась))

[Lissiel]

Bos Turokh, ооо! Сюжеты из снов запоминать - это круто *__*

Добро пожаловать) *наливает чаю с можжевельником, багульником и баданом*